Далеко на востоке, у самого подножия Утренних Гор, раскинулось знаменитое королевство Линдер-за-Стеной. В том королевстве почитали философов, чтили число пять, но вечно ворчали на погоду. Уже много веков не наведывался в королевство ни один дракон. Однако рыцари на всякий случай до блеска начищали свои доспехи, вострили пики и оттачивали мечи. Как и во всяком порядочном королевстве, здесь случались неприятности с обидчивыми феями и непослушными детьми. Но это удавалось уладить довольно просто: звали фею на крестины, а немного погодя устраивали пышную свадьбу юной принцессы и прекрасного принца. Короче говоря, Линдер-за-Стеной было процветающим и всеми любимым королевством.
Но Симорен его терпеть не могла.
Симорен, младшая дочь короля, считалась трудным ребенком. Шестеро старших королевских дочерей были самыми обыкновенными принцессами с длинными золотыми волосами, серебристыми голосами и мягким, покорным нравом. Ну и, само собой разумеется, одна другой краше. Симорен, правда, тоже не была дурнушкой. Но волосы ее казались слишком темными и не вились крупными локонами, а торчали двумя упрямыми косичками.
К тому же принцесса Симорен росла не по дням, а по часам. Того и гляди, вымахает ростом с принца! Король и королева были в отчаянии. Ну какой нормальный принц захочет жениться на девушке, которая не взирает на него томно снизу вверх сквозь густые ресницы, а глядит прямо в глаза? Впрочем, волосы, рост — это еще полбеды. Но характер!.. Когда ее хвалили, что случалось очень редко, то называли умной девицей, а какая это похвала для нормальной принцессы? Зато когда ругали, что бывало довольно часто, звали упрямой ослицей.
Король и королева старались как могли. Они наняли самых ученых учителей и самых усердных гувернанток. Симорен учили всему, что положено знать и уметь принцессе: танцевать, вышивать, рисовать и — особо — этикету, то есть как ходить по паркету, как высоко держать головку, складывать губки, отвечать, молчать и не скучать в обществе заезжего принца и насколько громко прилично кричать, если ненароком попадешь в лапы заскочившему в замок великану. (В отличие от драконов великаны, увы, не забывали благословенное королевство Линдер-за-Стеной.)
Принцессе Симорен все это быстро надоело. И когда уже терпеть было совершенно невозможно, она спустилась в оружейный подвал и потребовала у оружейника, чтобы тот научил ее фехтованию. С каждым днем она все реже появлялась в танцклассе и все чаще бегала к оружейнику на уроки фехтования. В конце концов, когда принцессе стукнуло двенадцать лет, папа-король обо всем догадался.
— Не пристало принцессе заниматься фехтованием, — сказал он со строгой улыбкой, которой научил его придворный философ.
Симорен склонила голову набок.
— Почему? — топнула ножкой принцесса.
Король опешил. О топанье ножкой философ не предупреждал. Он предрекал бурю слез и немедленное раскаяние.
— Ну… это… потому что, — промямлил король.
— Так я принцесса или не принцесса? — наступала Си-морен.
— Вот именно, принцесса! — обрадовался король. Симорен гордо подняла голову.
— А раз так, то не приставайте ко мне с тем, что пристало, а что не пристало!
Папа-король окончательно растерялся. Но его выручила мама-королева, которая не училась у философов.
— От подобного занятия к принцессе пристает всякая гадость, — сказала она. — А это уже становится неприличным!
— Почему? — попыталась повторить свой несокрушимый аргумент принцесса.
— Просто становится, и все! — отпарировала мама-королева, и урокам фехтования наступил конец.
Но едва принцессе Симорен стукнуло четырнадцать, король с ужасом обнаружил, что она заставляет придворного чародея давать уроки волшебства.
— С каких пор это продолжается? — устало спросил папа-король, когда принцесса явилась на его зов.
— С тех пор как прекратились уроки фехтования, — ответила Симорен. — А что, это тоже неприлично?
— Да, не подобает.
— Все интересное неприлично. Все занятное не подобает, — надула губки Симорен.
— Занятия не должны быть занятными, — строго сказала мама-королева. — Интерес появляется от усердия.
— Как же, появится, жди, — буркнула Симорен, но возражать не решилась, и это был конец урокам волшебства.
То же самое произошло с уроками латыни у придворного философа, с уроками кулинарии у королевского повара, с уроками цирковых фокусов у придворного менестреля. Тут уж Симорен окончательно рассердилась.
И когда ей стукнуло шестнадцать, принцесса призвала свою фею-крестную.
— Симорен, дорогая моя, такие вещи и на самом деле делать нельзя, — наставительно пропела фея, разгоняя веером ароматный голубой дым, который сопровождал ее появление.
— Мне все об этом толкуют, — фыркнула принцесса.
— Значит, в этом есть толк, — раздраженно сказала крестная. — И я не люблю, когда меня без толку отрывают от чаепития. Ты должна звать меня только в самый важный момент жизни, и то, если решается судьба твоего будущего счастья.
— Он и есть важный и мое будущее счастье! — воскликнула Симорен.
— О, тогда другое дело. Правда, ты еще слишком молода, чтобы влюбляться. Впрочем, ты всегда была не по годам развитым ребенком. Расскажи мне о нем.
— О ком?
— О принце, конечно. Симорен вздохнула.
— Его нет. Фея-крестная оживилась.
— Заколдован? — с интересом спросила она. — Может, превращен в лягушку? Когда-то это было очень модно. Но сегодня другая мода. Нынче все принцы — говорящие птицы, или собаки, или, на худой конец, ежи.
— Нет, нет, крестная, я ни в кого не влюблена!
— Тогда в чем же дело? — снова начала раздражаться фея.
— В этом! — И Симорен обвела рукой все, что ее окружало. — Уроки вышивания, танцы и… — она всхлипнула, — и быть принцессой!
— Моя дорогая Симорен! — Фея удивленно подняла брови. — Но ты ею родилась!
— Все равно это скучно!
— Ску-учно? — Фея, казалось, не верит своим ушам.
— Скучно. Я не желаю сидеть целый день сложа ручки и слушать, как придворный менестрель распевает о том, какой смелый папочка-король и как прекрасны его жена и дочки. Желаю что-то делать!
— Чепуха, моя дорогая. Это просто период роста. Ты перерастешь все это и будешь рада, что не сделала ничего опрометчивого.
Симорен вдруг подозрительно глянула на свою крестную.