– Что ты здесь делаешь? – окликнул я его.
– Я бежал по дорожке, когда вдруг заметил толпу и узнал твоего отца. Я помог отвести ему лошадей и сразу же поехал сюда. Что случилось с твоей мамой?
Майк, как и все мои друзья, обожал мою маму и теперь выглядел таким же испуганным, как я.
– Не знаю. Вроде бы у нее разрыв селезенки, но со мной еще никто из врачей не говорил. Ты ведь там был? Она серьезно расшиблась? Что произошло?
– Она была без сознания, больше ничего не знаю. Вертолет за ней прилетел спустя пару минут после того, как я подошел.
Комната закружилась у меня перед глазами.
– Тебе чем-нибудь помочь? Может, позвонить кому-нибудь? – спросил Майк.
– Да, позвони вот этим людям… – Я дал ему номера телефонов родственников. – Расскажи, что случилось, и попроси позвонить остальным нашим родственникам. Найди Мику, он утром вылетел из Канкуна в Сан-Франциско.
– Какой авиакомпанией?
– Не знаю.
– А когда прилетает?
– Тоже не знаю. Постарайся отыскать его… И Дану. Она в Лос-Анджелесе с Майком Ли.
– Хорошо, я все сделаю. – Майк кивнул.
Через несколько минут прибыл отец, бледный и дрожащий. Я рассказал ему все, что узнал, и он заплакал. Я обнял его, и отец, глотая слезы, забормотал, что он в порядке.
Мы сели и молча принялись ждать. Прошло десять минут. Двадцать. Я пытался читать журнал… Смысл слов ускользал от понимания. Кэти сидела рядом, положив руку на мое колено. Потом она придвинулась ближе к отцу, желая его утешить. Он вскочил и принялся мерить коридор быстрым шагом, потом сел. Опять вскочил, прошелся и сел вновь.
Прошло сорок минут, но никто так ничего и не знал.
* * *
Мика сошел с самолета в Сан-Франциско и услышал, как его имя выкрикивают по системе оповещения с просьбой перезвонить по телефону аэропорта.
– Пожалуйста, поезжайте сразу в медицинский центр Дэвиса при университете, – сказали ему по телефону.
– Что случилось?
– Таков текст переданного для вас сообщения.
Встревожившись, Мика сел в лимузин – других такси не нашлось – и поехал в дом друга, которому оставил на неделю свою машину.
До Сакраменто предстояло ехать еще два часа.
* * *
Через час к нам вышел одетый в костюм мужчина с тихим голосом.
– Мистер Спаркс?
Мы все встали, надеясь, что это врач. Но мы ошиблись.
– Я работаю здесь консультантом, – сказал мужчина. – Пожалуйста, пройдите со мной.
Мы вошли за ним в маленький зал для ожидания. Он оказался пуст, словно его специально для нас освободили. У меня перехватило дыхание еще до того, как я услышал слова консультанта.
– У вашей жены произошло кровоизлияние в мозг, – тихо и сочувственно сказал он отцу.
По щекам отца снова заструились слезы.
– Она поправится? – прошептал он и добавил глухо: – Пожалуйста… пожалуйста… скажите, что с ней все будет хорошо…
– Сочувствую, но…
Комната снова закружилась у меня перед глазами, однако я упорно смотрел на консультанта.
– Она ведь не умрет? – прохрипел я.
– Сочувствую, – повторил консультант.
Я больше ничего не слышал. Я стиснул в объятьях Кэти и отца и зарыдал – взахлеб, так как никогда не плакал до сих пор.
* * *
Я позвонил Дане. Она как раз садилась на самолет в Сакраменто. Потом я позвонил еще нескольким родственникам и рассказал о случившемся. Они плакали и обещали тут же приехать.
Минуты ползли медленно, мы будто попали во временную петлю. Обессилев от слез, я, Кэти и отец пытались взять себя в руки. Однако прошел еще час, прежде чем мы увидели маму. Она лежала под капельницей, подключенная к аппарату искусственного дыхания. От кардиомонитора доносился равномерный писк.
Мама казалась спящей. Во мне затеплилась надежда, и я взмолился о чуде.
К вечеру ее лицо начало отекать. Инфузионная терапия позволяла сохранить ее органы, если вдруг их придется пересаживать другим людям, но мама все меньше и меньше походила на саму себя.
Кое-кто из родственников уже приехал, другие находились в пути. Побыв некоторое время в палате, они уходили. Их сменяли другие родственники. Не находя себе места, мы то входили в палату, то снова выходили.
Приехали еще родственники и друзья. Все смотрели друг на друга в поисках поддержки. Мне не хотелось верить в происходящее. Никому не хотелось. Кэти не выпускала моей руки, а меня все время тянуло посмотреть на маму.
Когда палата опустела, я вошел и закрыл за собой дверь. Со слезами на глазах осторожно взял мамину руку. Теплая. Как всегда. Я поцеловал ее запястье. Я проплакал большую часть дня, но при виде мамы вновь перехватило дыхание, и я опять заплакал. Невзирая на отек, она по-прежнему была красива, и я пожелал – всем сердцем и душой, – чтобы она просто открыла глаза.
– Пожалуйста, мама, – глотая слезы, шептал я. – Пожалуйста… Очнись побыстрее, хорошо? Время уходит. Пожалуйста, попытайся… Просто сожми мне руку. Ты нам нужна…
Я положил голову ей на грудь и зарыдал, ощущая, как у меня внутри тоже что-то умирает.
* * *
Приехал Мика. Я обнял его и снова заплакал. Час спустя появилась Дана. Ее покачивало, она не могла идти самостоятельно, без поддержки – она теряла не просто мать, но и лучшую подругу. Мы с Микой ввели Дану в палату. Сестру предупредили об отеке, однако она все равно разрыдалась. Мама отекла еще сильнее.
– Она не похожа на саму себя, – сквозь слезы пробормотала Дана.
Мика крепко обнял ее.
– Посмотри на ее руки, – шепнул он. – Все такие же. Они не изменились. Это наша мама.
– Мама… – Дана заплакала. – Мама, пожалуйста, вернись…
Но она не отвечала на наши мольбы. Наша мама, которая столь многим жертвовала и любила своих детей, как никто другой, чьи органы спасли потом жизни троих человек, умерла четвертого сентября 1989 года.
Ей было сорок семь лет.
6 февраля,
Пномпень, Камбоджа
Проведя два дня в Ангкоре, мы вернулись в Пномпень. Нам предстояло посетить музей холокоста и «Поля смерти».
Музей находится в центре Пномпеня, захваченном «Красными кхмерами» в 1975 году. Пол Пот, их предводитель, собирался создать идеальное коммунистическое государство и эвакуировал целый город. Миллион людей насильно переселили в сельские районы. Пномпень опустел, в нем жили только солдаты «Красных кхмеров» – двенадцатилетние мальчишки.
И началось кровавое правление Пол Пота, ведь американские войска ушли из Вьетнама, и ему больше никто не мешал. Сначала он пригласил в город образованных людей, которых затем незамедлительно казнили. Тысячи людей подвергались пыткам и казням. Вскоре, чтобы сэкономить пули, людей стали убивать, пронзая им шеи заостренными бамбуковыми палками. За несколько лет в месте, ныне известном как «Поля смерти», от пыток или казней умерли больше миллиона человек.