Этери пришла в восторг.
– Катька, ты упустила свое призвание. Надо было в дизайнеры идти. Я таких халтурщиков знаю, таких заклинателей змей… Втюхивают лохам разную хрень, а те слушают открыв рот и верят…
– Ты видишь меня в такой роли? – удивилась Катя.
– Да нет, ты не понимаешь… Теперь это и впрямь квартира, а не контора, здесь хоть жить можно. Ты могла бы нечто подобное делать для других. Бешеные бабки огребала бы. Я тут недавно была у одной… Ей внушили, что сейчас в моде синие стены. Так у нее вся гостиная в синий цвет покрашена и карельской березой обставлена. С синей бархатной обивкой.
– Синий прекрасно сочетается с карельской березой, – не поддержала подругу Катя.
– Обивка – да, это я еще понимаю, но не стены же! Прямо как у Ива Клейна. Помнишь, мы по истории искусств проходили?
– Помню, – устало кивнула Катя. – Синяя Клейна есть в каталоге красок.
Художник-концептуалист Ив Клейн разработал в 50-е годы ХХ века собственный оттенок синей краски, назвал ее «международной синей Клейна», запатентовал и покрывал ею полотна, трехмерные пространства и даже тела людей, предлагая человечеству «эстетически освоить небо», как он сам выражался.
– Я там огляделась кругом… – продолжала Этери, – ну чисто компания вурдалаков. Чувствую, сатанею. Говорю Левану: «Левушка, – говорю, – увези меня отсюда, пока я кого-нибудь не покусала». Ну, у нас с ним процесс отлажен. Я ускользаю куда-нибудь на балкон или на лестницу, да просто отхожу подальше, если толпа большая, а он остается на самом виду. Звоню ему на мобильный. Он берет трубку, с озабоченным видом говорит: «Да… Да…» Потом извиняется перед хозяевами, мол, неотложные дела требуют… Забирает меня, и мы линяем. Короче, Склифосовский, сделаешь мне такую комнатку? С такой вишневой тряпочкой? Хотя… – Этери с досадой отмахнулась, разгоняя дым сигариллы, – я ж тебя знаю, ты денег не возьмешь.
– Возьму, – сказала Катя. – Мне не помешают любые деньги. Мне еще ссуду банку выплачивать. За те четыре тысячи, что я в прошлом году занимала. Под залог квартиры.
– А много еще осталось?
– Около тысячи плюс проценты.
– Да это разве деньги? – удивилась Этери. – Я тебе дам, заплати все сразу и спи спокойно.
– Эх ты, Фирка! – засмеялась Катя. – Еще жена бизнесмена! Ни один банк не возьмет все деньги сразу. Банк в своих процентах заинтересован. Короче, погашать придется точно в срок, как у них говорится.
– Не делай из меня дуру, – оскорбилась Этери. – Я тебе предлагаю выплатить все с процентами и забыть, как страшный сон. Можно же проценты заранее рассчитать!
– Да не бери в голову, эти деньги у меня гарантированно будут. Я ж не хочу квартиру потерять. Хотя она мне, честно говоря, осточертела.
– Слушай! – Этери даже подпрыгнула на стуле. – А они не могут втихаря квартиру продать?
– Они – это Алик с Санькой? – уточнила Катя. – Нет, вряд ли. Конечно, от Алика всего можно ждать, но квартира записана на меня.
– Ну, мало ли… – Этери все еще сомневалась. – Через какого-нибудь «черного» риелтора… Я по телевизору фильм видела. Такой страшный…
– А сами бомжевать будут? – насмешливо спросила Катя. – На это даже Алик не пойдет.
Этери еще раз прошлась по квартире.
– Могла бы Татарина продать, – заметила она, остановившись перед той самой, заветной картиной, которую Катя несколько лет хранила у родителей и которая теперь занимала всю торцовую стену в большей из двух комнат, – и решила бы разом все свои проблемы.
– Нет, – отказалась Катя, – это все, что мне осталось на память… Даже не начинай.
– Ладно, молчу. – Но Этери тут же добавила: – Хоть портрет деда продай.
На другой стене среди прочих картин висел сделанный Катиной рукой карандашный портрет Сандро Элиавы.
– Да ну тебя, Фирка, что ты пристала, как банный лист? Это тоже память. Знаешь, чего мне стоило уговорить его позировать без очков?!
Александр Георгиевич Элиава, отсидев срок в тундре, носил светозащитные очки с толстыми желтоватыми линзами. Однажды Катя уговорила его попозировать для карандашного наброска. Этери считала, что Кате удалось исключительно удачно передать мудрую слепоту взгляда, проницающего пространство внутренним зрением. Катя не спорила.
– Ну хоть на выставку дашь? – Этери опять вернулась к картине в торце. – А деда можем отсканировать. Утешусь копией.
– Нет, и на выставку не дам. Извини.
– Ну почему?
– Фирка, ну ты прямо как маленькая. На выставку – это надо проводить атрибуцию, выяснится, чья картина. С меня еще налог вычтут! А может, и вообще отнимут, у меня ж ни дарственной, ничего.
– Разве он тебе не надписал?
– Надписал на той стороне, но это почерк сверять… Такая морока! А на какую выставку ты его целишь?
– Ладно, забыли, – вздохнула Этери. – Только не отдавай Айдан.
Айдан Салахова, как и Этери, была знаменитой галеристкой и дочерью прославленного художника.
– Вот ненормальная! – рассердилась Катя. – Я тебе отказала, думаешь, я отдам конкурентке?!
– Да ладно, я только так сказала.
– Пошли на кухню, – предложила Катя. – Я тут котлеты затеяла.
Пошли на кухню. Этери вынула свои шоколадные сигариллы.
– Ой, Фирка, не кури тут! – поморщилась Катя. – Знаешь, как фарш впитывает дым?
– Ну подумаешь, будут котлетки с дымком! Копчененькие… А где мне курить? – жалобно протянула Этери. – Внизу нельзя… Живу, как в гетто. Я в окно курить буду, о’кей? Вообще я тебе удивляюсь, Катька, как ты сама до сих пор не пристрастилась.
– Я в школе курила, – нехотя призналась Катя, – потом забеременела и бросила. А потом уже как-то жалко было снова начинать…
– Ну и зря. Я два раза бросала, когда рожала, потом снова начинала. Курильщики – это братство!
Этери уселась на подоконник, приоткрыла окно и закурила, а Катя вымыла мясо и начала проворачивать фарш на котлеты. Ей хотелось нормальной жизни, домашней кухни, сложных в приготовлении блюд…
– Вот черт, – сказала она, – надо было мне электрическую взять из дому. В этой дурацкой шарманке пока провернешь…
И она запела, вращая ручку механической мясорубки:
Трансвааль, Трансвааль, страна моя…
Этери засмеялась, а Катя вдруг заплакала, бросив «дурацкую шарманку». Этери сорвалась с подоконника, забыв про свою сигариллу, и подбежала к ней.
– Ты чего ревешь?
– Как подумаю, что Санька там небось голодный сидит…
– Атставить! – по-фельдфебельски гаркнула Этери. – Если я еще не забыла, весь твой побег был затеян, чтобы он в разум вошел. Я ничего не напутала?