– Возьмите! – зауверял Андрюшка, худой жилистый, и на вид такой отчаянный, что видно, готов был не одну свинью в галопе загнать. – Не пожалеете! А иначе сбегу. Как я от папеньки и маменьки сбежал, когда они сейчас в Москву со всем имением уехали. А я сбежал!
Давыдов с прищуром и долго, как недавно еще на него самого смотрел Багратион, смотрел на лихую чернявую физиономию сына своего управляющего.
– И что деда, взял тебя Денис Васильевич? – замерев сердцем, внук глядел на своего, всё молодевшего от воспоминаний деда.
– А как же! – отвечал дед. – Он так и сказал. – А чего, говорит, раз ты такой колобок, и от папеньки ушел и от маменьки ушел, и от меня уйдешь?
– От вас, Денис Васильевич, – говорю ему, – никуда по вашему приказу, – вот так и оказался я в адъютантах у самого Дениса Давыдова.
Глава 3
Эскадрон гусар летучих
Верные друзья-гусары по Ахтырскому полку и лучшие казаки оказались в этот же вечер в летучем партизанском эскадроне.
Уже на утро они показали себя в бою за Шевардинский редут5. На этот бой Давыдов не решился взять с собой Андрюшку, понимая, что убьют мальца в первую минуту и пропадет добрая душа ни за что не про что. Треть своего отряда потерял Давыдов в этом бою – кровавой прелюдии Бородинского сражения.
– Тогда меня хитрый Давыдов отправил с поручением к самому фельдмаршалу Кутузову, чтобы я доложил главнокомандующему о создании нашего летучего эскадрона.
А вот когда я вернулся к вечеру… Кутузов тоже хитрый лис, до самого конца сражения удерживал меня подле себя, придумывая мне всякие пустые поручения. Но когда на следующий день, я вернулся в отряд, а точнее, нашел его и догнал, потому как Денис Васильевич, верно, решил, что Кутузов не отпустит такого малого мальчишку, каким меня тогда считали; вот тут и начались мои настоящие приключения, о каких я и во сне не мог мечтать.
***
Сразу после Шевардино, отряд Давыдова (к слову сказать, пополнившийся драгунами и казаками, которых с Богом отпустили их командиры под начало славного подполковника) отделился от армии Кутузова и направился щелкать французские бока по самым его тылам. Со своим родным Бородино Давыдов заранее попрощался, понимая, что если и вернется он из своего похода, то вернется на пепелище. Но не за одно свое Бородино выступил он против французов, за всю Россию вышел его отряд. И ответит враг, и заплатит по всем счетам, и за Бородино, и за Смоленск и за Москву, и за сотни сел и деревень ограбленных им и сожженных.
Первый бой прошел без Андрюшки. В этом бою отряд, обойдя тылы наполеоновской армии, уничтожил один из обозов, что спокойно шел по освещенной солнцем лесной дороге, уверенный, что идет по покоренной спокойной земле. Тогда партизаны сожгли весь фураж вместе с телегами, перебили сотню солдат охранения и исчезли, точно их и не было.
Но до этого боя с отрядом случился досадный конфуз6, заставивший партизан сменить свою военную форму на крестьянские армяки, и свои благородно выбритые подбородки перестать брить, а отпустить бороды. И, главное, забыть, между собою говорить по-французски, что было не так-то просто для дворян, что с малых лет жили с французами-гувернерами и получали затрещины от маменек и папенек, если они говорили на языке своих дворовых друзей-мальчишек. Но пришлось вспомнить не только язык дворовых мальчишек, но и крепкое мужицкое слово, которое не то, что печатно, вслух произнести благородному человеку совестно.
А конфуз, случился вот какой.
В первую же ночь после Бородино, когда армия Кутузова тайно отступала к Москве, а Наполеон ждал рассвета, чтобы продолжить эту незавершенную баталию, эскадрон Давыдова, лесными дорогами неспешно продвигался в тыл к французам в поисках отдельных наполеоновских отрядов и обозов, каких достаточно было в тылу.
Давыдов на своем коне шел первым, за ним его верные гусары, за гусарами, чуть поодаль, шли казаки. Впереди показались огни деревни. Кто там сейчас в этой деревни – наши или французы понять было невозможно, потому в деревню решили войти не дорогой, а лесом, по всем правилам разведки.
– Денис Васильевич, – привычно по-французски говорил один из гусар-офицеров, – коней оставим на казачков, и пойдем пешими.
– Да, отправь кого-нибудь к казачкам, пусть они за лошадьми присмотрят, – так же по-французски отвечал Давыдов. Он уже спрыгнул с коня, когда из темноты получил хороший удар дубиной по спине. – Твою же… – застонав от боли, Давыдов повалился на землю. Крики, вопли, удары, точно какая-то лесная нечисть разом набросилась на опешивших от неожиданности гусар. Сабли не успели достать, разом вспомнив деревенское детство, офицеры кулаками и ногами отбивались от нападавших. Бой был недолгим.
– Вы на кого дубины подняли! Дурни неумытые! Да я ж тебя твоя морда, я ж тебя! – один из гусар, высокий широкоплечий, одной рукой ухватил дубину, которая готова была обрушиться ему на голову, другой за бороду нападавшего.
– Ой, барин, больно! – завыл мужик, выронив дубину.
– На своих нападать? Французу продались? – ревели в благородной злобе гусары, не забывая раздавать нападавшим увесистые удары своими офицерскими кулаками.
– Братцы! – пронеслось среди нападавших, – так это ж наши! Свои!
Когда глаза привыкли к темноте, тогда все, и гусары и мужики, ясно увидели друг друга…
– Вы ошалели? – еще не остыв от драки, ревели гусары.
– Так мы ж думали, что вы хранцузы! – отвечали мужики. – Вон и форма у вас, и говорите как хранцузы.
Из-за тучки показалась луна. Она осветила место этого внезапного побоища. С десяток худых невысоких мужичков стояли, опустив колы и дубины. У некоторых были топоры и вилы.
Стали осматриваться, кто как ранен. Слава Богу, одни синяки да ссадины, да в кровь разбитые физиономии, что у мужичков, что у гусар.
– Хорошо, до топоров и вил дело не дошло, – осматривали себя гусары.
– Хорошо, вы по матери заговорили, – отвечали мужики, – а то бы непременно дошло.
Давыдова осторожно подняли и положили, прислонив к дереву. Удар был настолько силен, что Давыдов еще с трудом дышал.
– Хорошую вы нам науку дали мужички, – только и произнес он чуть слышно, с болью выдыхая каждое слово. – Научили уму разуму.
Когда уже подоспели донцы, услышавшие драку, тут уж совсем всё прояснилось. Несколько донцов не удержались и отхлестали ближайших мужиков ногайками, за своего подполковника, мужики в привычной терпеливости, вынесли это заслуженное наказание – как-никак чуть своих дворян не поубивали, да и с донцами шутить было себе