– Я не обижаюсь, – сказал Абзац. – Наверное, в этом есть сермяжная правда. К сожалению, она скрыта так глубоко, что я не могу ее разглядеть.
– Это потому, что ты посеял свои черные очки с оконными стеклами, – сказал Паук. – Но тебе не кажется, что пора вернуться к нашим баранам?
– Кстати, о наших баранах, – поудобнее устраиваясь на сиденье, сказал Абзац. – Откуда ты, черт подери, взялся? Да еще и на таксопарковской машине. Что это за цирк?
– Цирк был, когда ты на чужом «запорожце» таранил тачку Моряка. Ей-богу, я так смеялся, что чуть было вас не упустил.
– Это не ответ, Паучилло, – сказал Абзац. – Ты что, за мной следил?
– Старался, во всяком случае. Следить за тобой – занятие не для слабонервных. Но я ориентировался по Моряку. Достаточно было найти его, и ты немедленно обнаруживался где-то поблизости.
– А зачем это тебе понадобилось?
– Спроси что-нибудь полегче. Во-первых, мне было любопытно. Торговля сейчас идет совсем вяло, так почему бы не развлечься? Это интереснее, чем смотреть боевики по телевизору.
– А во-вторых?
– Во-вторых? – Паук смущенно рассмеялся. – Во-вторых, заказчик – нервный тип. Он из тех недотыкомок, которых каждый дурак считает своим долгом развести на пальцах. Он, видишь ли, боится, что я затеял аферу с целью выманить у него эти несчастные пять штук. А безумие, как известно, довольно заразительная штука. В общем, мне показалось, что будет спокойнее, если я все увижу своими глазами.
– Болван, – сказал Абзац. – За такие дела тебе знаешь, что полагается? И потом, много ли ты увидел?
– Достаточно, – сказал Паук. – Вы убежали вдвоем, а вернулся ты один, и притом без своих маспарадных тряпок. Машина Моряка, наверное, до сих пор на стоянке орет благим матом. А в ту подворотню на Покровке почти сразу нырнули две машины с ментами и «скорая». У меня только одно сомнение: а вдруг они его откачают?
– Не откачают, – успокоил его Абзац. – И потом, тебе-то какое дело?
– Да никакого! – воскликнул Паук. – Я же говорю: клиент – типичный психопат, а я от него заразился. Понимаешь, как-то это все меня зацепило… Даже не знаю, как объяснить. В общем, я даже ездить стал осторожнее. Все время кажется, что вот сейчас выскочит на дорогу какая-нибудь старая кошелка с клюкой и авоськой, а я затормозить не успею.
– Действительно, психопат, – сказал Абзац. – Типичная фобия.
– Так я же говорю!
– Если, конечно, ты не водишь меня за нос, – продолжал Абзац. – Смотри, Паучилло! Мне как-то трудно поверить в твой альтруизм.
– Мне тоже, – признался Паук. – И на старуху бывает проруха! Но есть еще одна причина, по которой я тебя искал. Открой-ка бардачок. Там для тебя кое-что есть.
Абзац открыл бардачок. Поверх отверток, ветоши и каких-то путевых листов лежал сверток из пожелтевшей газеты. По размеру и форме свертка было нетрудно догадаться, что в нем. Абзац развернул газету и пробежал большим пальцем по срезу тощей пачки стодолларовых купюр. Потом он наугад вытащил одну бумажку из середины пачки и придирчиво осмотрел ее со всех сторон. Бумажка была новенькая и, казалось, все еще пахла типографской краской.
– Цена крови, – хмыкнул он, убирая деньги во внутренний карман куртки. – Ну да с паршивой овцы хоть шерсти клок…
– Дорога ложка к обеду, – подхватил Паук, – Я конечно, извиняюсь, но разве посреднику ничего не полагается?
– Посреднику, как правило, платит заказчик, – напомнил Абзац.
– Он нищий, – сказал Паук.
– Альтруист, – проворчал Абзац, копаясь во внутреннем кармане. – Благотворитель! Живодер, малолетний преступник… Кровопийца, паразит!
– Обожаю изящную словесность, – признался Паук. – Хватит, хватит! Сотни вполне достаточно. Я нищих не обираю. А деньги с тебя беру только для того, чтобы ты перестал прикидывать, сколько бабок я от тебя утаил.
– Вот спасибо! – воскликнул Абзац. – Теперь я буду спать спокойно. А заказчика своего прокати на похороны. Думаю, братва купит Моряку местечко на Ваганьковском.
Паук молча кивнул, задумчиво дымя зажатой в зубах сигаретой.
– На Ваганьковском хорошо, – сказал он. – Тихо, уютно… Да-а… Значит, потонул наш Моряк.
– Как «Титаник», – подтвердил Абзац. – Останови-ка здесь.
– Ты уже дома? – спросил Паук, притормаживая у бровки тротуара.
– Не смеши меня, – сказал Абзац. – Так я тебе и ответил. А будешь таскаться за мной по пятам, я решу, что у тебя в этом деле свой интерес, и отвинчу тебе голову.
– Что за время, – вздохнул Паук, – что за страна! Кругом грубые, глубоко невежественные люди, у которых на уме одни деньги.
– Зачем одни деньги? – с сильным кавказским акцентом возмутился Абзац. – Два, деньги, три Деньги.., много деньги!
Он пожал протянутую Пауком руку и выбрался из машины. Такси укатило, оставляя за собой длинный шлейф белого пара. Абзац поднял воротник кожанки, прикрывая уши от режущего морозного ветра, и не спеша двинулся к метро. На улице по-прежнему было холодно, но лежавший во внутреннем кармане кожанки газетный сверток уютно похрустывал при каждом движении, согревая душу. Абзац хотел было сразу зайти в обменный пункт, но передумал: в бумажнике еще оставалась кое-какая мелочь, а в холодильнике, что стоял на кухне у дяди Феди, должна была оставаться позавчерашняя колбаса. Пока перебьюсь, решил он. Зато можно будет вернуть дяде Феде долг, а то старик в последнее время начал много ворчать…
Ему казалось, что теперь он может немного отдохнуть, расслабиться и хотя бы в течение нескольких недель вообще не думать о деньгах. Деньги нужны для того, чтобы о них не думать, вспомнил он старую поговорку. Вот мы и попробуем немного пожить, не думая о деньгах…
Очень скоро ему суждено будет воочию убедиться в тщетности этих надежд, но идя от места, где его высадил Паук, к станции метро, Абзац испытывал облегчение.
Леха-Лоха вернулся из деревни Ежики под вечер, чувствуя себя неимоверно грязным, заросшим и одичавшим, как Маугли. Свежего воздуха он наглотался на десять лет вперед, а на милые сердцу пейзажи средней полосы России насмотрелся буквально до тошноты. Теперь он ощущал себя как человек, в пешем строю переваливший через какие-нибудь Саяны. К таким результатам привело всего-навсего недельное пребывание на лоне природы, что лишний паз доказывало аксиому: Леха-Лоха был человеком сугубо городским. Разные деревенские прелести могли доставить ему удовольствие лишь тогда, когда употреблялись в малых дозах, как змеиный яд. Его знакомство с природой, погодой и прочими пейзажами ограничивалось нечастыми выездами на шашлыки с приятелями. Он ни разу не ночевал в палатке или, боже сохрани, на голой земле у костра – ни разу не ночевал и не собирался этого делать.